Во время Гражданской войны в Соединенных Штатах новый чрезвычайно
влиятельный клуб возник в Балтиморе, главном городе штата Мэриленд. Мы
знаем, с какою силой пробудился тогда военный дух американцев - этого
народа предпринимателей, купцов и механиков. Простые торговцы бросали
свои прилавки и внезапно превращались в капитанов, полковников и
генералов, отлично обходясь без дипломов военных училищ Вест-Пойнта;
они быстро сравнялись в "военное искусстве" с европейскими своими
собратьями и, подобно им, не жалея ядер, миллионов, а главное, людей,
стали одерживать победу за победой.
А в артиллерийской науке - в баллистике - американцы, на диво
всем, даже превзошли европейцев. Нельзя сказать, чтобы их приемы
стрельбы достигли большего совершенства, но они создали орудия
необычайных размеров, бившие на неслыханные до тех пор расстояния. В
искусстве настильного, навесного и ураганного огня, флангового,
продольного и тылового обстрела англичане, французы и пруссаки достигли
высокого совершенства; но их пушки, гаубицы и мортиры кажутся простыми
пистолетами по сравнению с колоссальными орудиями американской
артиллерии.
Впрочем, тут нечему удивляться. Янки - первые механики в мире;
они словно родятся инженерами, как итальянцы - музыкантами, а немцы -
метафизиками. Естественно, и в артиллерийскую науку они внесли свою
смелую, подчас дерзкую изобретательность. Отсюда - их гигантские пушки,
гораздо менее полезные, чем их швейные машины, но столь же удивительные
и вызывающие еще большее восхищение. Всем известны необыкновенные
огнестрельные орудия Паррота, Дальгрина и Родмена. Их европейским
коллегам Армстронгу, Пализеру и Трей-де-Болье оставалось только
преклониться перед своими заморскими соперниками.
Во время кровопролитной войны северян с южанами артиллеристы
пользовались особенным почетом. Американские газеты с восторгом
возвещали об их изобретениях, и, кажется, не было такого мелкого
лавочника или невежественного bооbу, который день и ночь не ломал бы голову над вычислением сумасшедших траектории.
А когда у американца зародится идея, он ищет товарища, который
разделил бы ее. Если во мнениях сойдутся трое, то один из них
немедленно избирается председателем, а двое других - секретарями. Если
их четверо, то назначается архивариус - и готово "бюро". Если их
пятеро, то созывается "общее собрание" - и клуб учрежден!
Так было и в Балтиморе. Первый, кто изобрел новую пушку,
вступил в союз с первым, кто согласился эту пушку отлить, и с первым,
кто взялся ее высверлить. Так возникло "ядро" "Пушечного клуба". Через
месяц клуб насчитывал уже 1833 действительных члена и 35 365
членов-корреспондентов.
Всякому желающему вступить в члены клуба ставилось conditi o sine qua non,
он должен был изобрести или, по меньшей мере, усовершенствовать пушку,
а в крайнем случае какое-нибудь иное огнестрельное оружие. Нужно,
однако, сказать, что изобретатели пятнадцатизарядных револьверов,
нарезных штуцеров и сабель-пистолетов не пользовались особым почетом.
Артиллеристы всюду и везде их затмевали.
- Уважение, которое они приобретают,- провозгласил однажды
один из самых ученых ораторов "Пушечного клуба",- прямо пропорционально
"массам" их пушек и "квадратам расстояний", которые пролетают их
снаряды.
Еще немного - и можно было бы распространить Ньютонов закон всемирного тяготения на всю духовную жизнь.
Легко себе представить размах американской изобретательности
после учреждения "Пушечного клуба". Военные орудия начали принимать
колоссальные размеры, а снаряды стали перелетать через все дозволенные
расстояния, иной раз разрывая в клочки безобидных прохожих. Все эти
изобретения скоро оставили далеко позади скромные по своим размерам
европейские орудия. Вот цифры.
Прежде, "в доброе старое время", ядро в тридцать шесть фунтов
весом могло прострелить на расстоянии трехсот футов лишь тридцать шесть
лошадей, поставленных поперек его пути, или шестьдесят восемь человек.
Это была младенческая пора артиллерийского искусства. С тех пор снаряды
далеко улетели вперед. Например, пушка Родмена била на расстоянии семи
миль, и ее ядро, весом в полтонны, легко могло "скосить" сто пятьдесят
лошадей и триста человек. В "Пушечном клубе" был даже возбужден вопрос,
не произвести ли этот смелый опыт. Но если лошади и согласились бы
подвергнуться подобному испытанию, то среди людей, к сожалению,
охотников не нашлось.
Во всяком случае, эти орудия были весьма смертоносны: при
каждом их выстреле сражавшиеся падали целыми рядами, словно колосья под
ударами косы. И какими жалкими по сравнению с такого рода снарядами
показалось бы и знаменитое ядро, которое в 1587 году в битве при Кутра
сразило двадцать пять человек, и то, которое в 1758 году при Цорндорфе
убило сорок пехотинцев, и, наконец, австрийская пушка, поражавшая в
битве при Кессельдорфе каждым своим выстрелом семьдесят человек. Что
значили теперь наполеоновские пушки, убийственный огонь которых решил
судьбу сражений при Иене и Аустерлице? Все это были лишь первые
цветочки! В битве при Геттисберге конический снаряд, выпущенный из
нарезной пушки, разом уложил сто семьдесят три южанина, а при переправе
через реку Потомак один родменовский снаряд отправил в лучший мир
двести пятнадцать южан. Следует также упомянуть об огромной мортире,
изобретенной Дж. Т. Мастоном, выдающимся членом и непременным
секретарем "Пушечного клуба"; действие ее было крайне губительным: при
ее испытании оказались убитыми триста тридцать семь человек; правда,
все они погибли от взрыва самой мортиры!
