ГЛАВА ПЕРВАЯ.
«Вот моя визитная карточка!»
— говорит граф, на что капитан отвечает:
«А вот моя!»
— Нет, капитан, я не склонен уступать вам место!
— Сожалею, граф, но ваши притязания не могут изменить моих намерений!
— Вот как?
— Именно так!
— И все же считаю своим долгом заметить, что за мной, бесспорно, право давности!
— А я отвечу, что в подобного рода делах давность не дает никаких прав.
— Я найду способ устранить вас, капитан!
— Сомневаюсь, граф.
— Полагаю, что шпага…
— А хоть бы и пистолет!
— Вот моя визитная карточка!
— А вот моя!
После этого разговора, в котором возражения следовали одно за
другим, как удары скрещивающихся рапир, противники обменялись визитными
карточками.
На одной значилось:
«Гектор Сервадак, капитан штаба французских войск в Мостаганеме».
На другой:
«Граф Василий Тимашев, шкуна „Добрыня“.
Собираясь уходить, граф спросил:
— Где встретятся наши секунданты?
— Если угодно, сегодня в штабе, в два часа дня, — ответил Сервадак.
— В Мостаганеме?
— В Мостаганеме.
Засим капитан Сервадак и граф Тимашев отвесили друг другу учтивый поклон.
Но тут графу пришло на ум новое соображение.
— Капитан, — сказал он, — думаю, что следует держать в тайне истинную причину дуэли.
— И я так думаю, — ответил Сервадак.
— И ничье имя не будет названо?
— Ничье, граф.
— А повод для поединка?
— Повод? Да если угодно, граф, сошлемся на спор о музыке.
— Отлично, — ответил граф, — я, скажем, стоял за Вагнера, что и соответствует моим взглядам.
— А я за Россини, — улыбаясь, подхватил Сервадак, — потому что он вполне в моем вкусе.
И, раскланявшись в последний раз, они, наконец, расстались.
Описанный нами вызов на дуэль состоялся в двенадцатом часу дня
на маленьком мысу, в той части алжирского побережья, которая
расположена между Тенесом и Мостаганемом, в трех примерно километрах от
устья Шелиффа. Мыс этот возвышается над водой метров на двадцать, и
синие волны Средиземного моря, разбиваясь о его подножье, плещутся у
прибрежных скал, красноватых от окиси железа. Было 31 декабря. В эту
пору дня косые лучи солнца одевают ослепительной чешуей блесток каждый
бугорок на взморье, но сейчас солнце заволокла непроницаемая пелена
туч. Над морем и над сушей стлалась густая мгла. Уже больше двух
месяцев туманы, которые по непонятным причинам окутали землю, немало
затрудняли сообщение между различными континентами. Но с этим ничего
нельзя было поделать.
Простившись с капитаном Сервадаком, граф Тимашев подошел к
четырехвесельной шлюпке, поджидавшей его в маленькой бухте. И легкая
лодка сразу же отчалила, унося графа к его шкуне, которая стояла
наготове в нескольких кабельтовых от берега, подняв бизань и поставив
против ветра стаксель.
А капитан Сервадак махнул рукой солдату, стоявшему поодаль.
Солдат молча подвел к нему прекрасную арабскую лошадь. Легко вскочив в
седло, Сервадак поспешил в Мостаганем, сопровождаемый денщиком, который
несся на скакуне столь же резвом.
Была половина первого, когда всадники промчались через мост
над Шелиффом, незадолго до этого выстроенный инженерными войсками. И
едва часы пробили без четверти два, как взмыленные кони уже пролетели
через Маскарские ворота — один из пяти проходов в зубчатой городской
стене.
В тот год в Мостаганеме насчитывалось около пятнадцати тысяч
жителей, из них — три тысячи французов. Город сохранял свое значение
одного из окружных центров Оранской провинции, а также военного центра
— там находился штаб подразделения французских войск. Местные жители
торговали мучными изделиями, изделиями из сафьяна, дорогими тканями,
узорными циновками. Во Францию вывозили зерно, хлопок, шерсть, скот,
винные ягоды, виноград. Но в описываемые нами времена уже не осталось и
следа от старой якорной стоянки, куда не могли заходить корабли при
сильном западном и северо-западном ветре. Теперь в Мостаганеме устроена
хорошо защищенная гавань, позволяющая городу вывозить все изобилие
товаров, производимых в бассейне реки Мины и в низовьях Шелиффа.