ПРОЛОГ
Вы можете сказать, что это история любовного треугольника -
Эрни Каннингема, Ли Кэйбот и, само собой разумеется, Кристины. Но я хочу, чтобы
вы поняли: Кристина была сначала. Она была первой любовью Эрни, и, хотя
я предпочитаю не говорить наверняка (совсем не с высоты житейской мудрости,
которой достиг к двадцати двум годам), мне кажется, что она была единственной
настоящей любовью Эрни. Поэтому то, что произошло, я называю трагедией.
* * *
Мы с Эрни выросли в одном квартале, вместе ходили в подготовительную
и среднюю школы Либертивилла. И думаю, я был главной причиной того, что Эрни там
не съели с потрохами. Он был рохлей, если вы знаете таких типов. В
каждой школе их бывает по крайней мере двое. Мужского пола и женского. Обоих не
считают за людей. У тебя плохой день? Завалил контрольную? Поссорился с предками
и весь уикенд просидел дома? Нет проблем. Только разыщи одного из этих изгоев,
так и норовящих улизнуть из холла сразу после уроков, и подойди к нему. Иногда
их на самом деле изводят - уничтожают во всех отношениях, кроме физического;
иногда они находят что-нибудь, за что могут удержаться, и выживают. У
Эрни был я. Потом у него была Кристина. Ли появилась позже всех. Я
только хотел, чтобы вы это поняли. Эрни нигде не принимали. Его не принимали в
компании и смеялись над ним, потому что он был долговязым - шесть футов при ста
сорока фунтах со всем содержимым и парой здоровенных туристских бутс. Его не
принимали школьные интеллектуалы (самые безнадежные чужаки в таком месте, как
Либертивилл), потому что он не имел специальности. Эрни был остроумен, но его
мозги не были созданы для какой-нибудь одной вещи... если только ею не была
автомобильная механика. Когда дело касалось машин, этот парень оказывался просто
молодцом. Но его родители, которые оба преподавали в университете, не хотели и
слышать о том, что их сын, получавший стипендию за успеваемость, может учиться
на автомеханика. Правда, потом они все-таки разрешили ему окончить
профессиональные курсы I, II и III класса, но с тех пор его семейные отношения
почти разладились. Его не принимали те, кто увлекался наркотиками, потому что он
не курил. Его не принимали ни в одну уличную банду, потому что он не умел пить,
а если вы ударяли его достаточно сильно, то он плакал. О да, его не
принимали и девчонки. Его железы были одержимы каким-то буйным помешательством.
Я хочу сказать, что Эрни буквально цвел прыщами. Он мыл лицо, наверное, пять раз
в день, принимал по меньшей мере две дюжины душей в неделю и перепробовал все
кремы и патентованные средства, известные современной науке. Ничего не помогало.
Лицо Эрни было, как обсыпная пицца, и он уже собирался смириться с тем, что
таким оно останется на всю жизнь. Но мне он все равно нравился. У него
было хорошее чувство юмора, и его голова умела придумывать всякие забавные шутки
и развлечения. Это Эрни научил меня строить муравьиные лагеря, когда мне было
семь лет, и тогда мы целое лето занимались тем, что наблюдали за этими
маленькими педиками, зачарованные их усердием и убийственной серьезностью. Это
Эрни предложил, когда нам было по десять лет, однажды ночью набрать на конюшне
сухих конских яблок и насыпать их под статую каменной лошади, стоявшую на
лужайке перед мотелем «Либертивилл», как раз у дороги в Монровилл. Эрни первым
узнал о шахматах. Он первым узнал о покере. В дождливые дни, до той поры, когда
я первый раз влюбился, мои мысли прежде всего обращались к Эрни, потому что он
знал, как извлечь толк из дождливых дней. Может быть, это один из способов
узнать по-настоящему одиноких людей... они всегда могут придумать, чем заняться
в дождливые дни. И вы всегда можете позвать их. Они всегда дома. Всегда.
Со своей стороны, я научил его плавать. За год до окончания школы я
устроил его на дорожные работы - из-за них мы здорово поругались с его
родителями, которых ужасала мысль, что у их одаренного сына (не забывайте про
стипендию) будут перепачканные руки и красная шея. К концу тех летних
каникул Эрни впервые увидел Кристину и влюбился в нее. В этот день я был с ним -
мы возвращались вдвоем с работы - и смогу подтвердить свои слова перед престолом
всемогущего Бога, если меня попросят об этом. Брат мой, он пал, и пал очень
крепко. Это было бы смешно, если бы не было так печально и если бы все не
произошло так быстро. Это было бы смешно, если бы не было так плохо. С
чего же было так плохо? Все было плохо с самого начала. И стремительно
становилось все хуже и хуже.
|