Познакомились мы на деловой почве. Фирма Микельса, решив открыть свой
филиал на окраине Ивенстона, обнаружила, что в моем владении находится
самый многообещающий земельный участок. Они предложили мне большие
деньги, но я заупрямился; они увеличили сумму - я не сдавался, и тогда
меня посетил сам босс. Он оказался не совсем таким, каким я себе
представлял его. Настроен он был, конечно, агрессивно, но держался
настолько вежливо, что это не оскорбляло, а манеры его были так
изысканы, что почти не бросался в глаза недостаток образования. Этот
недостаток он весьма успешно изживал, посещая вечернюю школу,
популярные лекции и поглощая огромное количество книг.
Не прерывая нашей деловой беседы, мы с ним отправились
промочить горло. Он привел меня в бар, где мало что напоминало о
Чикаго, - тихий, запущенный, без музыкального автомата, без телевизора;
книжная полка, несколько шахматных досок; и к тому же там не было тех
подонков и жуликов, которыми обычно кишат подобные заведения. Кроме нас
там еще было с полдюжины посетителей: некто, смахивающий на профессора
в отставке, какие-то люди, с настоящим знанием дела спорившие на
политические темы, молодой человек, обсуждавший с барменом вопрос о
том, кто оригинальнее - Барток или Шенберг. Нам с Микельсом достался
столик в углу и датское пиво.
Я сказал ему, что меня совершенно не интересуют деньги, просто
я считаю идиотством ради возведения еще одного хромированного сарая
уродовать бульдозерами живописную местность. Прежде чем ответить,
Микельс набил свою трубку. Это был худощавый стройный мужчина с длинным
подбородком и римским носом, седеющими волосами и темными сверкающими
глазами.
- А разве мой представитель не объяснил вам? - спросил он. -
Мы вовсе не собираемся строить ряды одинаковых, портящих вид бараков.
Мы остановились на шести основных проектах с вариантами; на чертеже это
выглядит вот так.
Он достал карандаш и бумагу и начал набрасывать план. В
разговоре его акцент становился заметнее, но речь сохраняла прежнюю
беглость. И он делал свое дело лучше, чем все те, кто выступал раньше
от его имени.
- Нравится вам это или нет, - сказал он, - но сейчас середина
двадцатого века, и никуда не денешься от массового производства.
Получая все в готовом виде, человечество не обязательно должно стать
менее привлекательным; в конечном итоге оно может обрести даже
некоторое художественное единство.
И он принялся объяснять мне, как этого можно достигнуть.
Он не слишком торопил меня, и, разговаривая, мы отклонялись от основной темы.
- Приятное это местечко, - заметил я. - Как вы его нашли?
Он пожал плечами.
- Я частенько брожу ночами по улицам. Изучаю город.
- А это не опасно?
- Смотря с чем сравнивать, - с каким-то мрачным оттенком в голосе ответил он.
- О! Видно, вы не из этих мест?
- Нет. Я приехал в Соединенные Штаты только в 1946 году. Таких,
как я, называли перемещенными лицами. Тадом Микельсом я стал потому,
что мне надоело писать длинное Тадеуш Михайловский. Так же, как мне ни
к чему было культивировать в себе чувствительность Старого Света; я
стремлюсь к полной ассимиляции.
При других обстоятельствах он говорил о себе редко и
сдержанно. Позже от восхищенных и завистливых конкурентов я узнал
некоторые подробности его стремительной деловой карьеры. Кое-кто из них
до сих пор не верил, что можно с выгодой продать дом со скрытой
системой отопления меньше, чем за двадцать тысяч долларов. Микельс
нашел способ сделать это возможным. Не так уж плохо для иммигранта без
гроша за душой!
Я копнул глубже и узнал, что, принимая во внимание услуги,
оказанные им армии Соединенных Штатов на последнем этапе европейской
войны, ему выдали специальную визу на въезд. А услуги такого рода
требовали значительной выдержки и сообразительности.
Между тем наше знакомство крепло. Я продал ему землю, в
которой он нуждался, и мы по-прежнему продолжали встречаться - иногда в
кабачке, иногда в моей холостяцкой квартире, но чаще всего в надстройке
его дома на берегу озера. У него была сногсшибательная блондинка жена и
двое смышленых, хорошо воспитанных мальчиков.
Тем не менее, он был одинок и дорожил нашей дружбой.
Примерно через год после нашей первой встречи он рассказал мне одну историю.
Я был приглашен к ним на обед в день благодарения. После обеда
завязался разговор. Мы сидели и беседовали, беседовали, беседовали.
Когда же, покончив с обсуждением вероятности возникновения беспорядков
во время ближайших городских выборов, мы перешли к вопросу о том,
насколько вероятно, что другие планеты в своем историческом развитии
следуют в основных чертах по том же пути, что и наша собственная,
Амелия извинилась и ушла спать. Уже давно перевалило за полночь. Мы с
Микельсом продолжали разговор. Никогда раньше я не видел его таким
возбужденным. Как будто что-то в нашем разговоре задело его за живое.
Наконец он встал, не совсем твердой рукой наполнил наши стаканы виски
и, бесшумно ступая по пушистому зеленому ковру, направился через всю
гостиную к огромному окну.
